РУССКОЕ СЛОВО

ПИТКЯРАНТА 

Смотрю под ноги. Ледяное Нево, 
Их окружило, мимо волоча 
Сухие листья. А лохматый невод 
Сползает подло с моего плеча. 
Зачем он мне – испорченный, дырявый? - 
На нём грехи грузилами висят. 
Цветут себе карельские агавы, 
До Питкяранты – сорок-пятьдесят 
Минут пешком, но можно, уставая, 
Махнуть рукой уазику, «Оке» 
(На этот жест тайга сторожевая 
Ответит горьким криком вдалеке - 
Не чаячьим, не выпьим, не утиным). 
Водитель с другом отхлебнут вина, 
Перемигнувшись, скажут: «Заплати нам», 
Заплачу. После - заплачу сполна 
Щёк рдением, разрезом платья рваным, 
Дрожащим ртом, метанием зрачков… 
Зачем скормила ладожским лиманам 
Нарядный блеск последних медяков? 
Чтоб возвратиться? Расплатиться нечем 
Который год, который раз подряд! 
Мучителен и по-смешному вечен 
Обряд расплаты, жертвенный обряд. 
Из Ладоги возникнет Питкяранта – 
Туманом переполненный сосуд. 
Завода трубы – дымные атланты – 
На одр больное солнце вознесут.

***
Просыпаюсь, и губы мои солоны. 
Я пила ими кровь (не запомнила, чью). 
Невесома листва. Холодны валуны. 
Я спускаюсь в овраг к ледяному ручью. 
Смутно помню, когда это было и где. 
Валуны и ручей погрузились в туман, 
Потому что я стала причастной к воде: 
Головастики мой населили карман, 
Зацепились ракушки за пряди волос, 
Завращались (водой захлебнуться и спать…) 
Наподобие тех жерновов и колёс, 
Что дремотные мельницы двигали вспять 
Монотонно (ни разу муки не смолов, 
Презирая пшеничную спелость её). 
Я давно б уже стала одним из стволов, 
Ненадёжно-трухлявым, легла б над ручьём, 
Чтоб спиной ощутить гладкокожесть волны, 
Постепенно укрыться лохматостью мха… 
Но не я ли – неясыть? И так солоны (!) 
Безымянных любовей моих потроха.

***
Все покидают вскоре 
Область возраста «teen». 
Окна души зашторь и 
Слепо беги, лети. 
Всё, что ты хочешь – странно! – 
Брезжит невдалеке. 
Взрослость гноится раной, 
Пухнущей на руке 
Не в результате драки 
С уличной пацанвой – 
Так расцветают маки: 
Ржавистый, дождевой 
Сгусток внутри ладони, 
Медленный кровоток. 
Алый цветочек… Тронь и… 
Недоросль, росток... 
Нежно почти: подросток. 
Хиппи? Стрейт-эджер? Скин? 
Муторно и непросто 
Жить, если возраст - «teen».
***
Минуты пожирают волшебство. 
Дряхлеет и гниёт, как древний ящер, 
Сосны больничной влажно-склизкий ствол. 
Я настигаю сказку – уходящей. 
В палате шесть, в палате шесть на пять 
Трепещет в простынях царевна-Лыбедь. 
Её крыла, изогнутые вспять, 
Готовы душу вмиг из тела выбить. 

Она уйдёт движением одним, 
Единым взмахом. Вычурно и тонко. 
Её подушка обратится в нимб, 
Усталость — в оперенье лебедёнка… 
О, строгий Господи! Навек меня избавь 
От злых пространств первоначальной зыби, 
От мест, где Явь перетекает в Навь, 
От мест, куда ушла царевна-Лыбедь! 

Её черты истают через день, 
Когда асфальт дождём нагуталинит. 
Пока же — образ Лыбеди везде 
Запечатлеется: подошвой в стылой глине, 
Случайной птицей в заводском дыму, 
На хмуром ограждении — граффити, 
Изящным неизвестно почему, 
Изгибом крыл — на ижице и фите. 

«Есть что-то лебединое в глазах» — 
Давно меня характеризовали. 
Смеялась я: хоть лебедь, хоть гюрза; 
О, Господи… Смешно теперь едва ли. 

Её печать на бешеном зрачке 
В день пасмурный и ночью очевидна, 
Кощунственна, как солнце в кулаке. 
Её печать о многом говорит, но 
Не понимаю лебединых слов, 
Паршиво отличаю ять от беты 
И не ищу ни в чём первооснов. 
О, Господи! Зачем мне знать об этом…