РУССКОЕ СЛОВО

Часть I

 

ВДОХ

 

КОЛЯДА

 

Коляда!

Младенец-Солнце!

Год означил поворот.

Из небесного колодца 

льётся Света пряный мёд.

 

На полях лежит сугробов

зимородная вода:

дай огня

и все хворобы

враз снимает Коляда.

 

Разжигай костры до неба – 

снег пусть плавится в золе.

Много снега, значит хлеба

будет вволю на столе.

 

Песнь хмельная

гонит вьюгу – 

Вслед за ней уйдёт беда…

Ходит братина по кругу – 

льётся в жилы Коляда.

 

ТОНКАЯ НИТЬ

 

За окном январь метелью кружит,

восславляя праздник Рождества.

Заплетает нотки в кружева

тихая мелодия коклюшек.

 

Лёгкие, без пафоса узоры,

как на замороженном стекле,

с величавой грусть на челе

женщины вплетают в разговоры.

 

Жаль, в угаре «стильных» безделушек,

светом догорающей свечи,

поминальной песнею звучит

тихая мелодия коклюшек.

 

МАРТ

 

За воротник набилась хвоя,

зудит вспотевшая спина.

От зимнего очнувшись сна,

стою средь леса под сосною.

 

Хотя ещё вокруг сугробы,

но солнце оголило пни.

Последние здесь доживает дни

снег, 

прячась в буйные чащобы.

 

Текут лучи с небесной кручи.

Деревья девственно-стройны

сдирая пелену зимы,

царапают вервями тучи.

 

Зачем я здесь?

С какою целью

стою, прильнув к сосне спиной?

 

Дышу восторженно Весной,

навек контуженный капелью.

 

*  *  *

Разгулялась Весна,

распластав лучезарное небо,

принеся непокой

и надежду, что всё впереди.

Моё сердце до дна,

где зима превращается в небыль,

величавой рукой

беззастенчиво разбередив.

 

Пламенеет Апрель,

пробуждая болотины к сроку – 

прилетят журавли,

оставляя японцев в тоске.

Их поэты теперь

пишут грустные танка и хокку…

 

Клин в российской дали

растворился, как след на песке.

Разгулялась Весна…

 

ПОБЕДА

 

«Победа!» - 

выдохнул Апрель 

в лицо проснувшемуся Маю.

И лёгким облаком растаял,

взметнув вишневую метель.

 

И Май поднялся в полный рост,

вздохнул 

восторженно и смело,

и забурлило, закипело 

на небе варево из гроз.

 

И зашагал, 

шумя в ветвях

крылами птиц, что возвратились.

И верил – всё уму по силе.

И нёс Победу на руках.

 

*  *  *

                     Другу детства моего –  Кольке

Мы не ценили

терпкий запах сена.

Казалось нам, что вечным будет он,

наш сеновал,

где мы с тобой бесценно

во сне сопели

детству в унисон.

 

Но закружила жизнь нас, разбросала

за сотни вёрст,

по разным берегам:

ты на Неву,

к туманам и каналам,

а я на Волгу,

к заливным лугам.

 

Ты редко возвращаешься на Волгу.

Я разово бываю на Неве.

Поэтому не видимся по-долгу…

 

Но мы верны

той скошенной траве,

которую незримо согревали

своим теплом

на нашем сеновале.

 

*  *  *

Вот и время пришло –

«поворачивай к дому оглобли».

Хватит мыкать судьбу,

колеся по ослепшей стране.

Солнце листья зажгло

и лесов распалившийся облик

освещает мой путь,

чтоб шагалось охотнее мне.

 

Я немного устал…

Но усталость снимают любую

ветры русских полей

и бессонные песни ручья.

Трепетаньем листа

я невольно опять очаруюсь.

 

Здесь вместилище слов:

«Это Родина – вера моя!»

 

МЕЖДУ БОЛЬЮ И ВОЛЕЙ

                          Александру Тюкаеву

Дремотой подёрнулось поле – 

вечерняя мгла тяжела.

В просвет 

между болью и волей

дорога моя пролегла.

 

Давно все расписаны роли

на многое множество лет:

в дороге 

меж болью и волей

ни встреч, ни попутчиков нет.

 

И вряд ли я знаю, доколе

я буду на этом пути.

Дорогой

меж болью и волей

мне надо

куда-то

придти.

 

ПЕТЕРБУРГУ

                           У крутых гранитных берегов

                           Не шуршит  зелёная осока…

                                                        Б. Корнилов

Хоть палило солнце

на исходе лета,

мне ты показался

холоден и хмур.

Видно, не по мне ты.

Ты уж не посетуй

и не обижайся,

Город Петербург.

Воздуху мне мало

в тесных переулках.

По душе мне больше – 

ширь (не высота).

Уставало сердце,

даже на прогулках.

Не по сердцу, видно,

эта «красота»:

реки и каналы – 

словно в саркофаге,

на манер надгробий –

тесные мосты…

 

Всё и не расскажешь,

вслух ли, на бумаге…

Да и в мою душу

не заглянешь ты.

Что же по душе мне,

знаешь ты навряд ли.

А узнать захочешь,

я тебе прочту

стих

про цвет черёмух,

про дождинок капли,

про свеченье яблок

в сумрачном саду.

 

Тучи или солнце,

осень или лето –

для меня, пока, ты

холоден и хмур.

Пусть другие пишут

о тебе поэты.

Ты уж не посетуй,

Город Петербург.

 

*  *  *

Снова не спится…

Месяц крадётся в окно…

 

Как не влюбиться

в то, что так просто дано.

Что от рожденья

И до могильной плиты

нам, как спасенье

от роковой суеты.

Черпай глазами

эти поя и леса!

В солнечном храме

неба кипит бирюза.

Тихая речка

листьев над волнами пляс – 

всё это вечно

будет, как было до нас.

Всё это наше

в думах, душе и крови – 

полная чаша

чистой небесной любви.

 

*  *  *

             Геннадию Красникову

Мне не успеть

всего, о чём мечталось,

за краткий миг

с простым названьем – жизнь.

Но, если сердце Русью пропиталось,

мне не страшны 

эпохи виражи.

Дай Бог,

всю жизнь стоять лицом к народу,

о том писать,

что каждому дано.

И, коль совру,

то, по заслугам – в морду.

А если прав – 

коврига и вино.

Пускай не весь,

но я останусь в детях.

И, зная, что финал неотвратим,

пока живу 

на этом белом свете – 

до смерти счастлив,

допьяна любим.

 

ОСЕННЯЯ ГЛАВА

 

В затылок дышит Осень,

застыв в немой мольбе

и бессловесно просит

хоть строчку о себе.

В Книге Года,

на жёлтой странице,

где в отлет собираются птицы,

через край перелился закат.

В небе невозмутимо-высоком

забродившим рябиновым соком

облака, напитавшись, висят.

 

Не играет сверчок на свирели,

в ре-миноре запели капели

под рукой дирижёра-дождя.

В увяданье святейшая милость.

В перелесках тоска заблудилась.

Лето машет рукой, уходя.

 

БОЛДИНО

1

Я возвращаюсь в Болдино…

И на яву мне снится:

березовая родина,

приветливые лица.

Поля всё так же пенятся

волнами перелесков

и лечат душу песенно 

словами вечных текстов.

Широкое, степенное

берёзовое лоно,

за вдохновенность гения

весь мир к тебе с поклоном.

Тобою в сердце ранен я 

и бродит ежечасно

в моей крови волжанина

твоё земное счастье.

 

2

Не объяснить словами – мысли смутны,

когда в тиши по Болдину идёшь,

как в чувства превращаются минуты

и в сердце знобко возникает дрожь.

 

Он здесь бродил – 

дух ощутимо-вечен.

Остывший шлейф осеннего тепла

не стёрли миллионы человечьих

прохожих душ и времени зола.

 

Сияют слов несказанных зарницы.

Звенит листвы берёзовая медь.

И невозможно здесь не вдохновиться…

И невозможно здесь не онеметь…

 

ПУШКИН

 

Увы,

но вряд ли нам дано понять

какою стынью накрывало душу,

как знобко сердце может трепетать,

узрев всепоглощающую стужу

 

Он знал.

Нет, он не чувствовал,

но знал

неведомую бездну глаз любимой.

Но в сотый раз виденье отгонял

преследовавшее неотвратимо.

 

И миг настал…

Сжав равнодушный мир

в свинцовый шарик в дуле пистолета…

Но безголосье многострунных лир

не заглушило голоса поэта.

 

Свет ослепительный – 

тысячесолнцый жар – 

и нет добрее в этом мире жара,

поэт душой своей оставил в дар

нам,

не достойным дара.

 

*  *  *

Отвергают глаза

вид пустеющей дали...

В небеса уходя

по изломанной строчке,

не о многом сказал,

да и скажешь едва ли.

Горько в спину глядят

фонари–многоточья.

Листья горьких рябин

осень под ноги стелет…

Сивера теребят

ветви голой осины…

Ты навечно один

Непокорный Есенин,

не простивший себя,

но

простивший Россию.

 

*  *  *

Взломай мне грудь, душа моя шальная,

поскольку жизнь не вечно будет длиться.

И, в поисках заоблачного рая,

взлети на небо огнекрылой птицей.

Стань вечного живого Солнца частью

иль малою звездой на небосклоне…

 

Лети душа моя!

Желаю счастья!

А тело…

пусть оплачут и схоронят.

 

*  *  *

Я войду в листопад,

протяну ему руки,

чтоб в ладони ловить

золотое тепло.

Поплыву наугад 

по маршруту разлуки,

отболевшую нить

обрезая веслом.

 

Будет тихо звучать

журавлиная песня

над моей головой,

серебря синеву.

 

Кровь ещё горяча

и дыхание тесно,

и не снится покой - 

это значит – живу!

 

*  *  *

Не верь, что любовь не вечна,

что краток её полёт:

за каждым мгновением встречи – 

разлук бесконечных гнёт.

 

И плачет душа, как птица

дневная 

в ночном лесу,

и прячется, и стыдится,

роняя во тьму слезу.

 

И нет для души спасенья,

пока заря не придет,

сердец осветив гореньем

свой вечный высокий полёт.

 

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ТЮКАЕВА

 

Лица хмуры, бессильно-печальны,

но над гробом стенания нет…

Осеняя крылом величавым,

«генералы карьеров песчаных»

покидают засаленный свет.

 

Как незримо их судьбы похожи,

хоть у каждого вера своя:

по утру, разговор подытожив,

посошок неизменный в прихожей,

и, опять, бытия колея.

 

Слишком многих эпохой сломали,

потому и печальны глаза.

Не дождутся далёкие дали

(да и ближние, тоже едва ли)

тех, кто с детства презрел тормоза.

 

Нет дорог «попрямей» у России – 

виражи… виражи… виражи…

На просторах, задушливо-синих

тихо спят под крестами мессии,

не додав…

не допев…

не дожив…

 

Часть II

 

ВЫДОХ

 

ПОПЫТКА

 

Всё!

Обрыдло, опостылело!

Надоело!

Я вздохнул:

но, подумай, это ты ли,

то,

что не надо б зачеркнул?

Я поднял листочек скомканный.

Распрямил его, как мог.

Прочитал.

И…

слово «локоны»

написал в другой листок. 

«Ветер в локоны вплетается…»

на другом моем листе…

 

Ни-че-го не получается

и слова идут не те.

 

Кухня. Ночь. Окурков блюдечко.

Боль и сердце – визави.

Стих окончен.

Только в будущем

не писать мне о любви.

 

*  *  *

                   Олегу Рябову

Путь ежедневный,

не дающий сил.

Путь вечный.

Даже сидя в кабинете.

Не мало снов за этот путь сносил,

что восходить к вершине на рассвете.

Святая вера в истинность пути 

с надеждою и верой неразлучно,

звездою путеводной впереди

светила, разгоняя злые тучи.

Вновь

каждый шаг отяжелён строкой…

Мельканье дней – как толчея вокзала…

 

Да, очевидно, это не легко

жить в мегаполисе

с душой провинциала.

 

*  *  *

Устал я от песен, басен,

стихов, да дискуссий шумных…

 

– Пришли?

Проходите, здрасьте.

Вот только о вас подумал.

Как не пройдёте? А что так?

Где надо быть в двенадцать?

Конечно готов. Подождёте?

Долго ли мне собираться.

А будет какой-нибудь транспорт?

Нет? Это даже лучше.

(Так, не забыть бы паспорт

и джемпер, на всякий случай. 

Взял сигареты, деньги, мобильник…)

Уже обуваюсь…

 

Как я устал от поездок (!)

дискуссий, песен да басен…

 

*  *  *

Скажу вам прямо, без обиняков:

на свете очень много дураков.

Но, к сожаленью,

ни один дурак

не станет утверждать, что это так.

 

*  *  *

Мы сделались мудрей,

не став при этом выше.

Года берут своё,

а жизнь своё даёт.

Мы «фатум» так давно

кириллицею пишем,

что не смущает нас

ни правда, ни враньё.

 

РОЛЬ

                              Весь мир – театр

                              и люди в нём – актёры.

                                                 У. Шекспир

Видимо вправду поётся в песне:

«Дальше от Родины – горше боль».

Нынче играю в дорожной пьесе

я пассажира простого роль.

 

Из станционной сбежав суматохи,

в тесном вагоне, присев в углу,

снова я слушаю пульс дороги,

тёплым виском прислоняясь к стеклу.

 

Взглядом ловлю фонарей мерцанье,

мимо летящих в ночном окне,

строчками меряя расстоянья

в спящей усталой моей стране.

 

Утром опять толчея вокзала

мыслей ночных распугает рой.

Слов, до обидного, в пьесе мало…

Но… пассажира люблю я роль.

 

*  *  *

Жизнь одна

и даётся однажды.

Бог даёт

только то, что наскрёб.

Оттого в этой жизни так важно

и смеяться

и плакать

Взахлёб.

 

Я УХОЖУ

 

Я ухожу по слёзным травам.

Сутулясь.

Утренней зарёй,

необратимо и кроваво

пылает тополь над горой.

Кусты, размытые туманом,

ещё досматривают сны.

Иду.

Не поздно и не рано,

забыв минуты и часы.

 

А ты, на скомканной постели

лежишь.

Теперь уже одна.

В своём упругом свежем теле

в безмерной власти Бога Сна.

Всю ночь отдали мы забавам,

а утром, пробурчав «спешу»,

 

я ухожу по слёзным травам…

Я на рыбалку ухожу.

 

*  *  *

Порой, 

придёт печаль

и не отпустит.

Но

улыбнусь – 

и мысли так легки!

С грустинкой радости

и радостинкой грусти

пишу стихи.

 

*  *  *

             Владимиру Решетникову

Писать стихи -

опасный труд.

Но срок за это не дадут.

Во всяком случае – пока…

вам не пришьют

статью УК.

 

ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ

 

Душа, 

как осиновый лист на ветру.

промокла рубаха от липкого пота.

А рот разрывает тупая зевота,

и, значит, что 

вряд ли

я скоро умру.

 

*  *  *

«Поэт в России - больше, чем поэт»...

За годы фраза поменяла «цвет».

Теперь оброс ремёслами писатель:

он сам себе

редактор и издатель

 

 

СПЯЩЕЙ ЖЕНЕ

 

Я тебя не потревожу -

спи спокойно, как спала.

Я на кухню осторожно

прошмыгну,

И все дела.

Не сердись, что этой ночью

не ложусь с тобой в кровать.

В голове роятся строчки -

не дают спокойно спать.

С неба звёздами-глазами

боги смотрят сквозь окно…

Мне, наверно, в наказанье

вдохновение дано.

Месяц шепчет прозу, стих ли,

проплывая мимо крыш…

Слышишь, ветры поутихли?..

Ты не слышишь.

Сладко спишь.

Вот и славно.

Сон врачует,

сил даёт, хранит от бед…

А за завтраком, прочту я

посвящение тебе.